— Чтоб тебя, Смоленский, — ворчу тихонько себе под нос, вышагивая из душевой кабины на холодный мраморный пол.

Ещё пару минут требуется для того, чтобы подсушить волосы полотенцем, разобрать их по прядкам и привести в более-менее приличный вид. Чистая одежда, которую я не столь давно выбирала в шкафу, так в нём и остаётся, поэтому возвращаюсь в спальню, завернувшись в ещё одно полотенце. Прежде чем открыть дверь, набираю побольше кислорода в лёгкие, обманываю себя тем, что всё не так уж и страшно. К слову, в этом я самым прискорбным образом ошибаюсь. И щекотливая тема потери моей девственности с мужчиной, который об этом только сейчас начинает догадываться, тут совершенно не причём.

— …не сдержался, когда увидел, что ей причиняют вред, — разговаривает с кем-то по телефону Тимур. — Что у него там ещё, помимо сломанных рёбер? — замолкает, выслушивая ответ.

Он полностью одет. Стоит рядом с окном, ко мне полубоком и заметно хмурится, глядя вниз, на улицу, двумя пальцами чуть отодвинув в сторону портьеру, поэтому не замечает моего появления.

— В любой случае, сам виноват. Не стоило переходить границы и прикасаться к моей женщине, — произносит мрачно. — Передай, пусть отдыхает пока, а я к нему завтра, ближе к вечеру загляну. И к сестре его тоже потом заеду, пусть не беспокоится, что одна осталась, — отключает вызов и только потом замечает моё присутствие.

Да и то потому, что я снова хлопаю дверью.

А дальше не иду.

Стою, смотрю на мужчину, раз за разом прокручивая услышанное.

Выводы складываются не самые радужные.

Как минимум потому, что…

— Ты с ним знаком, — не спрашиваю, констатирую факт. — С тем, который там, первый из них, — вместо подробностей, машу рукой в сторону улицы, — в переулке, ко мне подошёл.

Горло сдавливает так, будто душит кто-то. Каждое слово даётся в большим трудом. А воображение между тем рисует всё новые и новые возможные подробности того, о чём прежде я совсем не подумала. К тому же, Тимур ничего не отрицает.

— Да. Знаком. Немного, — отзывается он напряжённо.

На его лице не остаётся ни единой эмоции, лишь бесстрастная маска. И это куда паршивее, нежели если бы он реагировал иначе.

— А я всё себе совсем не так представляла. И ты не говорил, что знаком с ним, — произношу дрогнувшим голосом. — Почему?

Не знаю, на что я надеюсь, когда спрашиваю.

Жду новых оправданий?

Чего-то невероятного, что успокоит мои вмиг расшатавшиеся нервы?

Да хоть что-нибудь!

Но нет. Смоленский молчит. Секунд пять — так точно.

Явно подбирает слова.

— Его зовут Сергей. Маслов. Он работает на той стройке, куда я тебя привозил, — наконец, выдаёт “признанием”, вместе с тем шагнув мне навстречу.

— Он собирался меня изнасиловать! — инстинктивно отшатываюсь обратно к двери ванной. — И ты с ним знаком. И мне об этом не сказал.

— Нет. Не собирался. Ты всё не совсем правильно поняла, — подозрительно мягко отзывается мужчина, делая ещё шаг мне навстречу. — Он бы никогда не сделал тебе такое. Просто…

Что?

И сама уже догадываюсь.

— Неправильно поняла? — переспрашиваю, так и не дождавшись от него продолжения. — А чего тут понимать? Тут же всё не так уж и сложно, — усмехаюсь с горечью. — Твой знакомый в компании своих дружков напали на меня. Я жутко перепугалась. А ты — молодец, браво тебе. Спас девушку. Девушка тебе сразу на шею кинулась. Беспроигрышный вариант, не так ли?

А если ей потом исполнение её мечты пообещать, так и вовсе…

Идиотка!

— Уходи, — выдыхаю обречённо.

Вот уже в третий раз хлопает дверь. Но это не Тимур уходит. Я снова сбегаю. Опять в ванную. Просто потому, что не могу больше на него смотреть. И не хочу, чтобы он видел, как мои глаза застилают слёзы, пока я задыхаюсь, утопая в разочаровании и обиде.

Слишком больно.

— Настя, открой дверь. Нормально поговорим, — слышится тихое и усталое, когда я прислоняюсь спиной к запертой двери.

— Уходи! — единственное, на что хватает меня.

Откликом становится глухой удар, подозреваю, кулаком. Всё в ту же несчастную дверь. Вздрагиваю. Скатываюсь на пол. И уже не сдерживаясь, даю волю своей истерике, глотая беззвучные слёзы, в то время, как собственный разум продолжает рисовать самые незавидные картины.

Интересно, это отчим Смоленскому такой вариант подкидывает?

Или тот сам настолько догадливый.

— Либо ты откроешь сама, либо я разнесу её нах*р! — следует уже гневное, наряду с ещё одним ударом с той стороны деревянного полотна.

Плакать я перестаю. Начинаю злиться.

— Да разноси, мне похрен! — выкрикиваю встречно. — И давай, ори ещё погромче! Пусть все узнают, какая ты сволочь!

Третий удар о дверь. За ним почти сразу — ещё один.

— В таком случае, твои младшие братья будут первыми, кто сюда прибежит!

Вот же…

Злость быстренько сменяется уязвлённостью.

Только подобного позора мне ещё не хватает, ко всему прочему!

Решительно поднимаюсь на ноги.

— У тебя будет минута. Потом ты уйдёшь, — заявляю сухо.

Дверь всё ещё не открываю. Жду ответа.

— Хорошо, — спустя небольшую паузу произносит Тимур.

Верится с трудом.

— Точно уйдёшь?

— Обещаю.

— И с чего бы мне тебе верить? — ворчу себе под.

“А зачем тогда спрашиваешь?” — услужливо добавляет собственный разум, и я поднимаюсь на ноги, посылая его ко всем чертям.

Всё равно в последнее время постоянно подводит.

— У тебя ровно минута, — напоминаю мужчине, довольно резко распахивая дверь.

Хорошо, он не совсем рядом с ней стоит, а то точно бы по лбу ему съездила. Впрочем, такая перспектива меня очень даже порадовала бы.

— Да я и за меньшее время справлюсь, — подозрительно спокойно отзывается Тимур.

Он складывает руки на груди, скользя по мне придирчиво-оценивающим взглядом, и я понятия не имею, что же такого за этот период возможно сказать, чтобы меня образумить. Но становится интересно. Вот и выгибаю бровь, ожидая продолжения. А оно всё никак не наступает. Даже по истечении двадцати секунд. Стою, считаю их, ага.

— Ты мне дверь испортил, — обращаю внимание на вмятину.

Несколько вмятин, если уж быть точнее.

— Ты меня разозлила, — безразлично бросает на это Смоленский.

И снимает с себя пиджак!

— Ты что делаешь? — закономерно начинаю подозревать неладное.